Александр Раппопорт - успешный российский адвокат и не менее успешный ресторатор: у него более десятка заведений в обеих столицах, а в октябре он открыл еще два новых в «Зарядье», главном парке страны. Гастроцентр и «Восход» объединили в себе идеи русской кухни, в первом все завязано на локальных продуктах: даже устрицы здесь отечественные, во втором тема империи отыгрывается иначе - с очевидной ностальгией по гагаринской эпохе и блюдам народов СССР в их самом парадном варианте.

The Village договорился о встрече в «Восходе», который к тому моменту только-только открылся. Можно сказать, что интервью с основателем ресторана стало тяжелой артиллерией, которая помогла попасть внутрь и сфотографировать пространство и еду на законных основаниях: до этого даже съемки на телефон администраторы пресекали на корню.

На интервью Раппопорт приехал прямо с вокзала, вернувшись из Петербурга, где лично получал премию журнала «Собака» в номинации «Лучший новый ресторан» Петербурга - победила его «Китайская грамота». На нем костюм и рубашка без галстука - уважительная, но расслабленная униформа. Говорит он спокойно, даже тихо, тщательно выбирает слова. Он часто говорил, что основная его работа - это адвокатура, а рестораны - для души. Именно отсюда особенная ревность: он с пристрастием предлагает попробовать каждую позицию меню, которое полностью придумал сам. Сам подробно рассказывает о каждом блюде, показывает, откуда в ресторане появилась та или иная деталь.

Про акмеизм в меню

У вас в ресторанах всегда очень большое меню, почему? Ведь это гораздо сложнее содержать, это дополнительная логистика…

Я очень люблю русскую поэзию начала XX века, символизм, акмеизм. Тогда было важно, как слово звучит. И для меня это очень важно и в меню. У нас есть какие-то блюда, которые я изначально придумывал как словосочетание, а потом это уже срабатывало. «Пшенная каша с ракушенькой» - вкусно же звучит? «Голубцы с лангустинами» - это красиво. В ресторанном бизнесе главное - произвести впечатление. Это можно сделать разными способами: красивым дизайном, вкусной едой, недорогой едой - но при этом первое впечатление о еде у человека возникает вместе с меню. Важно то, что написано в меню и как оно написано.

Если вы спросите меня, может ли маленькое меню быть хорошим, интересным, секси, я отвечу: конечно, да. Правильно сделанное маленькое меню - это очень тонко, изысканно, сложно. Умею ли это делать я? Нет, не умею. А каждый должен делать то, что он умеет. Мне кажется, у нас получается, и это часть концепта. Сложно ли это логистически? Нет, не сложно. У нас все-таки выстроенная система бизнеса. В маленьком ресторане, в семейном это было бы почти невозможно. А нам с большими меню комфортно.

- И вы все меню пишете сами?

Все меню, начиная с «Имбиря» и заканчивая последним рестораном, я всегда пишу сам. Мне так проще. Дальше повар может делать с этим все что угодно. Вместо того, чтобы долго объяснять, мне кажется, гораздо удобнее просто написать и показать. Это как тема, а дальше внутри нее может находиться любая импровизация.

- Во многие рестораны идут за шефом, а у вас все рестораны держатся в первую очередь на вашем имени.

Смотрите, в любом ресторане должен быть руководитель бизнеса, у любого хорошего актера должен быть менеджер - талант не может без импресарио. Может ли шеф-повар сам быть менеджером? Да, может. Но тогда он перестает быть шеф-поваром и становится ресторатором - это другая профессия. Что касается знаменитого шефа, которого берут в ресторан из-за имени, я не знаю ни одного успешного такого проекта в России. Взять того же Мухина, его не назначали уже известным, он и Зарьков делали проект вместе и вместе все это создавали.

- А как вы ищете шефа под такое большое меню, еще и придуманное вами?

Шефа мы ищем так же, как и генерального директора, официанта и любое другое лицо. Используя все возможные способы: знакомства, связи, рынок, хедхантеров. Ну и в индустрии есть один способ, который очень активно используется: мы стараемся на все должности, включая шеф-повара, присматриваться к людям, которые растут у нас в системе. Которые работали поварами, су-шефами - как правило, это первые люди, на которых мы обращаем внимание. Единственное, мы стараемся не красть у других, пока получается.

Про «Зарядье» и российский сувенир

Вот построили главный парк страны, парк «Зарядье», а получилось так, что все связанное с едой в парке досталось вам. Как это вышло?

У нас есть партнеры - девелоперы «Киевская площадь», они выиграли конкурс на оперативное управление рестораном в парке и пригласили нас. А мы хорошо понимали, что здесь надо делать. Это очень непростой проект, но очень амбициозный и интересный, поэтому мы это приглашение приняли.

В принципе, такой жанр, как ресторан в парке, - это очень специфическая форма. Здесь есть свои правила, свои условности, свои ограничения, поэтому при кажущемся «вау» очень непросто найти те тонкости, при которых из простого общепита можно сделать успешный ресторан.

- В одном из своих интервью журналу Interview вы сказали, что мечтали бы о «большом модном азиатском кластере <...> Громадное помещение, где будут переплетаться кухни Азии. Это может быть и вкусно, и одновременно интересно. Причем это не фуд-корт, не место, где есть несколько ресторанов-рестораторов. Один хозяин, одна концепция и идеология». Это частично то, что у вас получилось реализовать в гастрономическом центре в «Зарядье», только на базе русской кухни?

То, что мы сделали в гастроцентре, называется фуд-маркетом. Вы не можете то, что находится в Harrods или в KaDeWe в Берлине, назвать фуд-кортом. Гастроцентр «Зарядье» - это некий симбиоз и сочетание нескольких точек с точной и жесткой концепцией. И магазины, которые мы для себя назвали продуктовыми сувенирами. Наша концепция в гастроцентре - современная российская кухня, но не рецептурная. Мы не брали русские рецепты, мы взяли российские продукты: все устрицы, которые у нас есть, - российские. Это российский продукт? Да. Являются ли устрицы традиционными для русской кухни? Пока что нет.

Самые вкусные морские ежи - у нас, в этом нет какого-то патриотизма, просто морской продукт чем севернее, тем вкуснее. Любая рыба, которая обитает в холодном море, выживает за счет жира, а жир - это концентрация вкуса. В гастроцентре у нас восемь точек - восемь кругов Российской Федерации, это нельзя назвать монопродуктом: в точке «МясоМясо» - несколько видов мяса, в «Вертельне» - гуси, утки, перепелки, в «Лепильне» - десяток видов пельменей. Там все построено вокруг продуктов из разных регионов России. То же самое касается и того, что мы называем продуктовыми сувенирами. Идея гастроцентра возникла, когда мы стали думать уже о «Зарядье», и мне показалось, что это подходящая концепция - сделать два ресторана, с одной стороны, чем-то похожих, с другой - совершенно разных. «Восход» и гастроцентр. В «Восходе» мы говорим уже о рецептурном меню, о кухне народов СССР. Потому что у нас произошла уникальная ситуация: возьмем, например, Францию и Италию, между которыми формально нет границы, но с точки зрения гастрономии это два разных мира. А в российской гастрономии плов, шашлык и чебурек совершенно не являются инородными продуктами или диковинкой. И наше кулинарное пространство гораздо более единое, чем политическое.

Про русскую кухню

- А перед тем как вы начинаете работу над проектом, у вас уже есть концепция ресторана?

Бывает, концепция много лет живет в голове и только потом осуществляется. Так было, например, с «Китайской грамотой» и с названием, которое появилось за восемь лет до ресторана. Или с «Доктором Живаго», идея которого возникла за пять или шесть лет, мы пересмотрели несколько разных помещений, где-то даже уже рисовали проект, пытались входить, а потом нашли то, что искали. А бывает совсем от обратного, как в «Восходе». Концепция кухни народов СССР возникла после того, как я увидел помещение и понял, что эта идея может лечь только в это место. Во всяком случае, ни мысли, ни идеи подобной у нас изначально не было.

Санкции повлияли на развитие русской кухни? Потому что ресторанам пришлось работать с российскими, локальными продуктами, которые они ранее не использовали.

Вопрос сложный, и однозначного ответа на него нет. Еще до санкций был общий тренд, как мне казалось, появлялся интерес и к российской кухне, и к локальным продуктам. «Живаго» мы открыли за год до запретов, и уже тогда мы понимали, что три ресторана русской кухни в пределах Садового - это нонсенс. А дальше это все уже стало совпадать. Было ли это каким-то бустом, чтобы развивать какие-то отрасли? Наверное, да. Мне трудно назвать это импортозамещением, а скорее - восстановлением исторического сдвига, который у нас произошел. Россия, в которой начали выращивать нормальное мясо, это просто нормальный исторический процесс. В такой стране не могло не появиться нормального мясного производства. Другое дело, обязаны ли мы исторически делать буррату и моцареллу? Наверное, все-таки нет, но при этом уже сейчас я не смогу отличить российскую буррату от итальянской. А так как в России любой профессионализм становится одержимостью, то очень часто наш продукт средний становится лучше и интереснее, чем тот же аналог. Хорошо ли это? Конечно, хорошо. Еще очень много возможностей, чтобы развивать разные отрасли. На такую большую страну, как наша, два-три хороших мясных производителя недостаточно.

Зимой будет проходить второй фестиваль IKRA, и основным его тезисом стало то, что современная русская кухня, возможно, станет новым мировым трендом. Как вы на это смотрите?

Если это произойдет, я буду только счастлив. Но я не вижу к этому прямых предпосылок. В России вообще произошла достаточно странная ситуация: если вы приезжаете в Италию, то, наверное, 90 % ресторанов будут итальянскими, то же самое во Франции, Греции, Португалии… В Москве ситуация совершенно иная. Для России это действительно закономерное продолжение, но есть ли у нас на сегодняшний день достаточная концентрация нашей уникальности, чтобы все в мире начали готовить нашу кухню, я не уверен. Но может ли во всех столицах находиться популярный русский ресторан? Да, может. Но что такое тренд? Тренд - это когда русские рестораны будут открываться где-нибудь в глубинке в Англии, я думаю, что до этого еще пройдет какое-то время.

Про то, как адвокат с Уолл-стрит помешался на еде

Вы отучились на адвоката в России, служили в армии, в военной прокуратуре, а потом уехали в Америку и стали работать на Уолл-стрит. Это очень неожиданная карьера. Всегда было интересно, как это получилось?

Это был конец 80-х, много людей уезжало тогда. Я был достаточно молод, у меня была бурная карьера и некая иллюзия, что можно попробовать все сначала. Если все получилось здесь, то должно получиться и там. Все советские штампы с точки зрения успеха здесь уже были выполнены: я ездил за границу, был адвокатом «Мосфильма», защищал известных людей. Мне казалось, что потолок здесь уже достигнут и перепрыгнуть его будет сложно, поэтому можно попробовать что-то новое. Сначала, до Америки, мы уехали в Израиль, где я продолжил занимался адвокатской деятельностью. В тот момент началось активное взаимодействие с Россией, начали открываться возможности, и мы стали заниматься правовым обеспечением российского бизнеса на Западе. Потом я уже получил приглашение в Америку, где я активно делал карьеру на Уолл-стрит все десять лет, которые там находился.

- А когда вы увлеклись едой?

Называйте это как угодно, есть такой точный термин - «мечта идиота», вот она существовала с самого начала. Все, что касалось еды, всегда было интересно, это меня манило. Еще в ранние годы, когда мне было около 20, командировки в Грузию меня будоражили. Потому что при наличии жесткого дефицита я вдруг понял, что, обладая знаниями и техникой, можно совершать абсолютно неожиданные вещи и тем самым производить впечатление на окружающих. Потом, когда я уже оказался в Америке, эта страсть приняла более запущенную форму: я стал ездить по кулинарным школам и активно погружаться в этот мир.

- Вы даже работали на кухне в ресторане в Гонконге - как вы туда попали и, главное, зачем?

У нас была сделка, и мы три недели жили в Гонконге. Я договорился с нашими партнерами, у которых были там знакомые повара, и каждый вечер после деловых встреч стоял на кухне.

Там совсем другая философия, другое мышление, кухня китайского ресторана сильно отличается от нашей - как китайская медицина отличается от традиционной. Чтобы просто было какое-то понимание: на китайской кухне - 12 станций, это 12 стадий развития повара; на небольших кухнях их может быть восемь или шесть. Каждый цикл человек проходит за три года, то есть потенциально ты можешь стать шеф-поваром только через 36 лет. Что поразило меня больше всего, это то, что первый вок, фактически подмастерье, выполняет основную часть работы - нарезает все продукты. То есть в нашем представлении он фактически закончил готовку, а у них это только первая станция, первый этап.

Про первый паназиатский ресторан в Москве и конкуренцию

- Как вы все-таки открыли первый ресторан в Москве?

Все мои друзья знали о моем помешательстве на еде. Поэтому, когда появилось место, мне предложили партнерство. Это было легендарное помещение, где раньше находилось кафе «Охотник». Тогда я для этого специально приезжал из Нью-Йорка, потому что тогда еще активно вел дела там.

- Первый ваш ресторан вы открыли в 2002 году, это был ресторан «Имбирь» как раз с паназиатской кухней...

Да, после нас еще «Вертинский» открылся. Тогда паназиатская кухня как таковая была чем-то совсем новым, такие рестораны только начинали открываться в мире, в Нью-Йорке, еще, кажется, даже в Лондоне их не было. «Имбирь» был не просто паназиатским, а мы придумали такую историю: путешествие французской девушки, которая приезжает на каникулы в Ханой. То есть Вьетнам, оккупированный Францией, вот эта вся смесь, это была история еще более нишевая, чем просто паназиатская кухня.

- Второй ваш проект был уже с Новиковым?

- «Имбирь» просуществовал полтора года, а второй проект появился значительно позже, только через семь лет. С Аркадием мы вместе работали, я был его адвокатом, а он знал о моей этой психиатрической неустойчивости, связанной с едой. Когда закрылся ресторан «Бисквит», Новиков как раз искал новую идею и предложил мне партнерство. Я согласился, и мы открыли «Мясной клуб», который просуществовал шесть лет. Здесь я тоже придумал концепцию, написал меню.

- Новиков, наверное, не знал, что сам себе создает главного конкурента.

За главного конкурента спасибо, но, знаете, ресторанный бизнес очень специфический. Это бизнес, который сам по себе, в вакууме, не может существовать. Именно поэтому везде в мире есть ресторанные улицы, ресторанные районы. В Москве тоже уже есть такие улицы, знаменитая улица Рубинштейна в Питере… Ресторанам комфортно находиться рядом друг с другом. Конкуренция в любой другой отрасли может восприниматься как негатив, а в ресторанной - совсем по-другому. Поэтому я не думаю, что это плохо или хорошо, это просто среда, без которой невозможно существовать.

- Но у нас достаточно молодая индустрия, агрессивная среда, и ресторанная публика еще не настолько велика.

Мне бы не хотелось с вами спорить, но я с вами поспорю. Вы правы, здесь все еще только зарождается. Но вы же не можете сравнить людей, которые ходят в рестораны сегодня, с теми, кто ходил десять лет назад. Хотя сегодня бушует кризис, а тогда казалось, что деньги никогда не кончатся. Потребительское отношение к ресторанам становится совсем другим. Если 20 лет назад рестораны были местом для праздника, какого-то события, то сегодня все больше и больше людей ходят в рестораны, чтобы просто поесть. Молодежь все чаще ходит в рестораны: зачем готовить, если ты можешь пойти в заведение.

Все мы знаем про соотношение доллара, про кризис, но ресторан стал неким заповедником цен. Если вы посмотрите на меню ресторана восьмилетней давности, то 80 % блюд будут точно ниже шкалы в тысячу рублей, сегодня в общей массе диапазон тот же. В Москве открывается очень много ресторанов, и большая часть из них забита людьми. В этом есть еще одна сторона кризиса: человеку все равно нужно что-то, чтобы себя расслабить, что-то, что он может себе позволить. Вещи становятся недоступными, сложнее выезжать за границу, покупать дорогие машины, а поход в ресторан остается общедоступной роскошью.

Вы говорите, что раньше, когда люди ходили в рестораны, это всегда было по какому-то поводу, но при этом ваши рестораны всегда очень нарядные, в них всегда ощущается какой-то праздник.

В ресторане самое главное - это концепт. Он должен быть точным, жестким, актуальным, желательно находиться в нише, в которой никого нет. Мы же не делаем просто дизайн, мы стараемся соблюдать общую концепцию. Это касается музыки, формы официантов, меню, посуды и еще сотни вещей, которых вы, возможно, не замечаете. Та же «Китайская грамота» - это не место, куда вы приходите отмечать день рождения или лунный Новый год. Если это так, значит, что-то мы сделали неправильно. Почти все наши места сделаны, чтобы в них можно приходить в casual. «Доктор Живаго», в котором можно что-то отмечать, сделан так, что в него можно прийти вечером выпить водки, съесть 20 сортов селедки. Его концепция в том, чтобы вытащить наш генный код и показать, что для нас является настоящим праздником, и это не фуа-гра и суши.

- А сами вы в какие рестораны ходите?

Не буду называть. Ресторанный бизнес - это конкурентный бизнес. Сегодня очень много ярких, цельных, интересных проектов открывается в России, и я стараюсь посещать все новое, что представляет интерес, чтобы делать свои выводы, понять тренды, понять, что хорошо, что плохо, где белое, где черное. Со стороны всегда виднее. За границей я всегда стараюсь специально ходить есть, смотреть, потому что мы - часть глобального пространства. Мы достаточно уникальное сообщество, но важно тоже понимать, что происходит за пределами.

Вы всегда говорили, что вы в первую очередь адвокат и только потом уже ресторатор. Но ресторанов у вас становится все больше, на это должно уходить все больше времени. Сейчас вы в первую очередь адвокат или ресторатор?

Преимущественно адвокат. И размер бизнеса на самом деле никак на это не влияет. Если вы собираете марки, пять у вас марок или пятьсот, это все равно хобби. То же самое касается ресторанов. Трачу ли я больше времени? Да, но у нас так структурирован бизнес, что я трачу все свое время на ресторан, когда мы только его запускаем. Я не занимаюсь оперативным руководством ресторана, только точечными доработками: корректирую меню, устраняю шероховатости. Если ресторан работает хорошо, я не бываю там каждый день. Поэтому в первую очередь я все-таки адвокат.

А посетитель, по словам ресторатора, - это самый главный капитал. Александр Раппопорт на Петербургском форуме поделился с Business FM всеми секретами ресторанного бизнеса

Как совмещать адвокатскую деятельность с ресторанным бизнесом? Об этом на Петербургском международном экономическом форуме юрист и ресторатор Александр Раппопорт рассказал гендиректору «Румедиа» Михаилу Бергеру.

У нас в гостях известный ресторатор Александр Раппопорт. Адвокат Раппопорт тоже вполне успешный. Не завидует ли юрист Раппопорт ресторатору Раппопорту? Есть ли такой внутренний конфликт интересов?

Александр Раппопорт: Адвокат Раппопорт с ресторатором, мне кажется, уживается в достаточной степени спокойно. Относительно зависти - это, конечно, вопрос, над которым надо задуматься. Может быть, на неком уровне происходит нечто, на метафизическом, но вряд ли я это ощущаю. Я думаю, что они живут друг с другом в достаточной степени комфортно.

Если себя представить на вашем месте, я бы, конечно, позавидовал ресторатору, к которому стоят очереди. Все-таки в бюро у вас нет очередей.

Александр Раппопорт: Просто немножко другой критерий. Это просто разные бизнесы. Они прямообратные. Бизнес ресторана публичный, он требует публичности. Вся его формула требует определенной степени узнаваемости. Бизнес адвокатский, тем более тот, которым занимаемся мы, а мы занимаемся корпоративным правом, сделками, наоборот, требует достаточно серьезного молчания вокруг. Мы никогда не давали никаких комментариев. Мы никогда публично не говорим о своем адвокатском бизнесе. Сказать откровенно, аплодисменты всегда приятны, и, наверное, нет человека, которого бы это не волновало, но я не могу сказать, что это меня сильно возбуждает, иногда даже наоборот. Очень многие меня называют человеком общительным, тем не менее, как это ни парадоксально, я иногда все-таки публичности стараюсь сторониться. Поэтому в адвокатуре, которая требует и предполагает некой тишины, конфиденциальности и так далее, мне там было в достаточной степени комфортно.

Не сложно как бы жить на два дома, на две семьи? Вопрос времени, управления своими собственными ресурсами.

Александр Раппопорт: Жить на две семьи, по моему глубокому убеждению, наверное, одна из самых страшных участей, которая может выпасть на долю человека, потому что это требует некоего разрыва. Так как это абсолютно в дружбе друг c другом, то семья одна, а внутри семьи это же вопрос общественного договора, если вы можете договориться. Если один Раппопорт с другим договаривается, а я надеюсь, что это так, то все остальное происходит в достаточной степени спокойно.

В вашей ресторанной части лично меня некоторые вещи раздражают.

Александр Раппопорт: Отлично.

Первое - к вам трудно попасть. Это звучит как комплимент, но меня правда раздражает, когда приходиться назначать ланч на 17:00 - ни то ни се, потому что остальное время занято.

Александр Раппопорт: Я вас очень хорошо понимаю. Я вообще стараюсь у себя в ресторанах не делать то, что меня раздражает в других. И если меня раздражает какая-то вещь в одном ресторане, я постараюсь этого никогда не делать у себя. Конечно, когда ты звонишь в ресторан, а тебе говорят, что все занято, ты чувствуешь в определенной степени ущербность, невнимание, незаботу, раздражение. Но это, как ни странно - я, может, не очень приятную вещь скажу для аудитории - это вопрос привычки. Когда мы звоним на Западе в ресторан, в 90% ресторанов Нью-Йорка или Лондона невозможно заказать в тот же вечер. Мы к этому привыкли, и в этом нет ничего страшного. Это работает нормально. В Москве это действительно вызывает определенное раздражение. Нравится ли мне это как потребителю? Нет, не нравится. С точки зрения бизнеса есть вещи, которые мы можем сделать, а есть которые не можем. Меня иногда упрекают, и это действительно упрек, который у меня вызывает достаточно серьезный гнев, когда мне говорят, что это такой пиар.

Есть такая версия, что это специально.

Александр Раппопорт: Да, я это слышал. Во-первых, я иногда тоже попадаю в чужие рестораны, в которые трудно попасть, вижу полупустой стол, и у меня начинает просто все закипать. С другой стороны, для меня это является сильнейшей пощечиной, потому что, конечно же, посетитель - это самый главный капитал, который у нас есть. Если мы потеряем их лояльность, то никакого бизнеса не будет.

У посетителя возникает ощущение, что его дурят.

Александр Раппопорт: Конечно. Вы журналисты, вы можете провести журналистское расследование. Любую хостес хоть раз в жизни кто-нибудь просил попридержать стол, не отдавать, создавать искусственный дефицит, не сажать людей. Вот тогда действительно я мог бы стоять на эшафоте и самостоятельно рубить себе голову. Говорить сейчас, что мы никогда этого не делаем, смешно. Лично я думаю, что этот способ в маркетинге, если бы он был, был бы самым идиотским и катастрофическим, потому что если вы приучаете людей, что попасть нельзя, при этом у вас пустой ресторан, от вас просто все отвернутся. Но здесь есть одно «но» - могут быть злоупотребления. Когда ресторан популярный, иногда хостес могут придерживать стол, чтобы получить за это деньги. Мы с этим активно боремся. Есть рестораны, которые считают, что это нормально, и закрывают на это глаза. Мы увольняем людей, мы жестко с этим боремся. Многие внутри нашей системы считают, что я к этому слишком жестко отношусь, поэтому я слышу этот упрек в свой адрес, за моей спиной в ресторанах посмеиваются, потому что я сношу головы, а меня упрекают, что я это делаю искусственно.

Еще одна вещь, которая раздражает не только меня, - узкий набор карт, которые принимают рестораны Раппопорта. Экзотическая карта «Мир», American Express, которой в России почти нет, а дальше только наличные. Это мы можем обсуждать?

Александр Раппопорт: Мы можем говорить о чем угодно, но это вопрос, вырванный из контекста. Надо начать сначала. Я считаю, что главное в ресторане - это концепция и ее точность. В концепции очень много составляющих: настроение, еда, кулинария, как выглядит меню, какой свет, какая звучит музыка, во что одеты официанты. Ресторан «Доктор Живаго», о котором мы, очевидно, говорим, это ресторан российских национальных продуктов. Мы относимся к этому достаточно серьезно, потому что это часть концепции. У нас российские продукты, российская музыка, российские художники на стенах, русские дизайнеры, которые шьют наши платья, русский антиквариат. Это часть концепции, которая работает. Когда появился первый российский финансовый продукт, конечно, мы это восприняли как удачу, потому что у нас замыкается концепция. Когда вы говорите, что мы принимаем American Express, это неточность. В «Китайской грамоте» мы принимаем China Pay на базе American Express, это была небольшая ирония, и, кстати, к этому все отнеслись иронично. У нас есть перуанский ресторан, и если бы были перуанские карты, мы бы, конечно же, их принимали тоже. Что касается карты «Мир», это российский продукт, мы считали ее частью концепции, как минимум ее поддержать, и сделали, нам кажется, достаточно изящную вещь - объявили о том, что принимаем карту «Мир», и сказали, что проводим некий эксперимент и посмотрим, как это работает. Возник вокруг колоссальный резонанс. Мы считаем, что выполнили свою задачу. Все считали, что мы их агенты, что это заговор. Я вам скажу откровенно, я с ними встретился первый раз сегодня, то есть спустя неделю.

Здесь, на форуме?

Александр Раппопорт: Здесь, на форуме, вообще первый раз увидел их в лицо. Они сами не ожидали, конечно, такого резонанса. Они откровенно мне сказали, что у них нет никакой задачи, это общая платформа, которая работает, чтобы не принимали Visa и MasterCard, но про карту «Мир» не знали, наверное, процентов 70 или 80 людей, с которыми мы говорили. За один день мы, по-моему, покрыли узнаваемость почти на 100%, поэтому спокойно сегодня принимаем «Мир» и считаем, что это хороший и важный продукт. И мне он нравится как продукт. Когда я внимательно посмотрел, что они предлагают, не говоря о том, что это же бизнес. Карта «Мир» предлагает значительно более выгодные финансовый условия, чем любые другие карты.

Александр Раппопорт: Вопрос же, почему мы это используем. Вы очень часто, наверное, оказываетесь в Америке, где вам говорят, что принимают только American Express. А в Европе часто говорят, что не принимают American Express, кстати, потому что она самая дорогая. Это нормально. Это к вопросу о резервации, когда вы не можете попасть в ресторан. Вещи, которые воспринимаются привыкшими к ним людьми нормально, у нас воспринимаются значительно более напряженно, агрессивно. Мы попробовали, это вызвало большой резонанс. Мы сегодня принимаем все карточки мира: American Express, Visa, MasterCard, поэтому я не думаю, что с этим есть хоть какие-то проблемы.

Мы сейчас говорим о ресторане как о бизнесе, хотя вы все время называете это своим хобби.

Александр Раппопорт: Я, конечно, говорю о ментальности, о подходе. Все-таки хобби от бизнеса отличается тем, что бизнес - это как минимум жизнеустанавливающий фактор.

Это базовый жизненный интерес.

Александр Раппопорт: Если завтра не станет моей основной работы, мне трудно будет без этого существовать.

Без хобби можно потерпеть, да.

Александр Раппопорт: Когда-то, когда мне было девять или десять лет, у меня украли мою коллекцию марок. Мне казалось, что жизнь останавливается. Если бы сегодня мне пришлось жить без ресторанов, наверное, это было бы сложно. Но между хобби и профессией именно то отличие, что без этого можно жить и существовать как минимум с точки зрения жизнеобеспечения, а без этого достаточно сложно. Я готовлю много лет, последние лет 30, я принимал дома 60-100 человек и все готовил сам. Закончил 10-12 кулинарных школ, я уже точно не помню. Сегодня это с точки зрения организационной бизнес, с точки зрения ментальной и отношения к этому психологического - это по-прежнему хобби.

Вы больше кулинар-повар или ресторанный организатор? Вы в каком-то интервью сказали, что администрирование персонала вам не очень интересно. Хотя я должен отметить, персонал у вас очень высокого качества.

Александр Раппопорт: Я скажу откровенно, это не вопрос интереса. Я считаю, что каждый должен заниматься тем, где его область экспертизы. У меня есть некая иллюзия, что я понимаю что-то в кулинарии, понимаю, что я еще много чего не понимаю, иногда понимаю, что хотят люди, что им будет вкусно, что им не будет вкусно. Моя основная задача - продумать концепцию, как я отношусь к концепции, что я туда включаю. Когда ресторан открывается, я погружен туда на 100%, я им занимаюсь 24 часа от полной разработки меню, причем неважно, для китайского повара я писал меню или для французского. Другое дело, что я никогда не учу повара готовить. Но для меня нужно вместо того, чтобы объяснять, что я хочу. Мне легче его написать и показать. Иногда оно имплементируется на 100%, иногда на 60-70%, это зависит от того, как дальше уже состоится разговор. Чтобы управлять рестораном, должны работать профессионалы. Я могу поставить задачи, как я хочу, чтобы персонал общался, как я хочу увидеть его отношение, но я не могу оперировать рестораном каждый день - не способен физиологически, физически, это не моя профессия. Для этого, как мне кажется, у меня есть очень хорошая команда, которая это делает day-to-day, а моя задача - делать точечные настройки и ставить задачи, что я хочу в результате увидеть.

А это в каждом случае отдельная группа людей, или у вас есть какая-то общая надстройка?

Александр Раппопорт: У меня есть формально некая управляющая компания, очень ограниченный круг людей, которые следят и контролируют все рестораны. Я не хочу это превращать, как существует у некоторых холдингов, в массивную надстройку и действительно серьезный бюрократические аппарат, но есть какие-то общие службы, которые работают на все рестораны. Тот же пиар у нас общий, управление, у нас общий управляющий директор, который контролирует изначально все рестораны, как раз отвечает за операционное управление. Но чтобы каждый ресторан работал, должна быть очень серьезная, абсолютно самостоятельная, независимая бизнес-единица. И в каждом ресторане есть свой директор или управляющий, есть своя команда, которая очень много операционных решений на месте принимает самостоятельно. Есть определенные вещи, которые мы спускаем, есть вещи, которые мы хотим видеть, которые мне важны. Например, почти ни один директор не сможет поменять меню без согласования со мной, одежду официантов или даже музыку, потому что эти вещи я считаю важными. Это нюансы, которые на самом деле вы никогда не видите и не обратите внимание, но это ровно то, что создает настроение, что создает то, ради чего мы делаем рестораны в конечном итоге. Еда - это то, что есть в видимости, сервис - это то, что видно, и есть очень многие вещи, которые вы не видите.

У вас нет общего бренда, как «Ресторанный синдикат»?

Александр Раппопорт: У меня есть бренд «Ресторан Раппопорта», нам говорят, очень похожи две буквы на «Роллс-Ройс». У нас есть общий бренд, мы его не можем сказать, что очень активно с точки зрения маркетинга продвигаем, просто не видим в этом необходимости. Но если вы видите карточку, а на ней написано «Ресторан Раппопорта», он существует.

На самом деле это часто звучит. А что такое «Ресторан Раппопорта»? Можно же как-то сформулировать в формате тоста?

Александр Раппопорт: В форме тоста я не уверен, но если попытаться коротко дать некие тезисы, рестораны Раппопорта - это в первую очередь рестораны, которые очень серьезное внимание уделяют концепции. У каждого ресторана должна быть своя четкая, жесткая концепция. Более того, у той же Ginza есть рестораны настроения, которые мне очень нравятся, о которых вы не сможете одной фразой сказать, какая там кухня. Я не умею это делать, поэтому я стараюсь делать то, что я умею. У меня такой критерий концепции: когда вы выходите из ресторана, у вас есть одна фраза, чтобы сказать, что вы ели. Если вы зайдете в мясной ресторан, это слово «мясо», если вы в перуанском ресторане - перуанская еда, испанском - испанская, китайском - китайская. Это легко. Объяснить, что вы находитесь в ресторане, в котором некая клубная обстановка, атмосфера, достаточно сложно. Это основа - одно слово для определения концепции, в которой находитесь, а дальше уже все детали. Мы придаем внимание музыке, мне говорят, что она узнаваемая. Мы придаем очень большое внимание дизайну. Мне говорят, что он похож, а я пребываю в некой иллюзии, что он везде разный. Оказывается, что нет. Это то, что, как мне кажется, отличает каждый ресторан от другого. Но есть ли что-то общее? Может быть, только внимание к деталям.

Скажите, если можно об этом говорить, вы - компания непубличная, не обязаны раскрывать структуру и так далее, у вас партнеры везде, я так понимаю, да? Александр Раппопорт: Я бы не произнес этого просто во множественном числе. У нас есть партнер внутри нашей компании, который все время существует, поэтому не ищем нигде финансирования, финансируем все сами. И при этом, когда мы приходим в какой-то отдельный проект, если он уже исторически связан, или, бывает, что нас приглашают партнеры, тогда у нас возникает какое-то стороннее, третье лицо. В отдельных ресторанах у нас возникают исторические партнеры. Это, наверно, в тех случаях, о которых говорят следующее. Некоторые ваши коллеги с уважением, иногда, может быть, с оттенком зависти говорят: ну, конечно, к Раппопорту владельцы помещений идут в долю, поэтому у него другие условия аренды. Ему легче жить, чем нам, простым арендаторам. Александр Раппопорт: Вы знаете, это точно вопрос бизнесу и немножко чувствительный. Я вам так скажу, у меня есть один ресторан из 12, который у меня в качестве партнера выступает владелец помещения. Да, это интересно. Кстати, об аренде и точках. Вот у меня, как у потребителя, есть такое ощущение, что в Москве существуют проклятые места. Вот какой ресторан ни открой, он все время прогорает. И одним вы занимались, вот «Цукер». Знаете? Александр Раппопорт: Конечно, знаю, это ресторан, которым я занимался. Да, это место, сколько там перебывало ресторанов. Вот в трех шагах живут нормально, а вот на этом углу что-то происходит. Есть какая-то мистика места? Александр Раппопорт: Вы знаете, ресторанный бизнес - это бизнес, который развивается по правилам бизнеса, с очень четкими моделями, но это бизнес, в котором существует, назовите как угодно, шестой элемент, пятое чувство. Потому что очень часто, находясь в ресторане даже за день до открытия, мне тяжело определить, что с ним будет завтра. Но по поводу места того, которое вы сказали, не хочу произносить это слово вслух, вы знаете, у меня здесь возникает определенный кураж. Потому что, например, когда мы открывали «Доктор Живаго», нам говорили: не трогайте это место, все рестораны на протяжении 20 лет там прогорали, не трогайте. Мы открыли, пока получается. Мы открыли ресторан на месте «Воронежа», где 7 лет был до нас ресторан, у которого не очень хорошо шли дела. Нам говорили, что это место... нельзя его открывать, оно неправильное, не те потоки людей. Говорили люди очень серьезные. Мы открыли, у нас это происходит. Поэтому у меня скорее азарт такой появляется. Если места, с которыми сложно, ну, я не верю в это. Если мы говорим сейчас о том же «Цукере», когда вы придумываете и продумываете концепцию, очень важно... вот она зависит от места, потому что я глубоко уверен, что концепция, которая может идеально работать в одном месте, будет провальна в другом. Если вы не оцениваете место: ага, вот отличная точка, как тот же «Националь», замечательный угол, знаменитая «Клюшка», и в ней пойдет все, что угодно, это не сработает. Я стараюсь очень внимательно продумывать, что именно на этой точке, именно в этом месте может работать. Когда мы открывали «Китайскую грамоту», один наш первый проект, и мне вообще крутили пальцем у виска и говорили: на Сретенке, в подвале, китайский ресторан - ни один нормальный человек туда в жизни не придет. Кстати, «Китайская грамота» - один из основных наших показателей некой стабильности, ему три года, и как бы через 10 дней он заполнился, ровно то количество людей, которое пришло через две недели, плюс-минус, посещают его и сегодня. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно, я человек суеверный, но, тем не менее, вот вам вопрос места - подвал на Сретенке, где нельзя ни припарковаться, ни подойти, казалось бы. Поэтому, если меня спрашивают, важно ли место - важно, просто ко всему нужен свой подход. Как говорил Жванецкий: «У меня хоть и маленькое, но умею с ним обращаться». Это Жванецкий. Да, конечно. Пикассо приписывают фразу о том, что великие художники копируют, а гениальные воруют. В ресторанном бизнесе, вы что-то, где-то, у кого-то подсматриваете, воспроизводите? Джобс обожал эту фразу и не стеснялся того, что хорошую идею можно украсть. Александр Раппопорт: Вы знаете, я вам скажу откровенно, 90% всей моей работы, все, что я делаю, тратя свое время, - это, конечно, воровство. Этим занимаюсь все время, я посещаю тысячи ресторанов, я смотрю все, что происходит. Я стараюсь украсть все идеи, какие только могут быть. Другое дело, вы абсолютно правы... Ну это уже явка с повинной... Александр Раппопорт: Абсолютно. Но я говорю при этом абсолютно откровенно, конечно, сегодня мир очень transparent. Вы не можете сделать модный, популярный ресторан, если вы не знаете идеально, как работают другие рестораны мира. Конечно, я могу зайти в ресторан в Лос-Анджелесе, в Нью-Йорке, увидеть блюдо, которое меня потрясает, конечно, оно через неделю будет у меня вне всякого сомнения. Другое дело, что делать это надо творчески, и если в вашем ресторане будут только копии, которые вы где-то своровали, у вас получится подделка. Вся идея - сделать из этого что-то реальное. Взять идею, взять концепт, переосмыслить ее, сделать из нее... И ее отредактировать. Александр Раппопорт: Отредактировать и сделать из нее отдельный, самостоятельный, творческий продукт. И мне кажется, без этого на сегодняшний день невозможно. Потому что тренд... когда говорят, почему ресторан популярный, потому что не может родиться ниоткуда, это же тоже воровство. В мире стали популярными перуанские рестораны, 7-8 лет назад. В Москве за последний год их открылось четыре. Это что, воровство идеи? Ну, в какой-то степени, назовите это как угодно, дальше это уже зависит от терминологии. Ну да, в ресторанном бизнесе нет интеллектуальной собственности практически. Александр Раппопорт: Более того, я вам скажу откровенно, бывает от обратного. Мы придумываем какое-то блюдо, ну, как минимум приводим его впервые в Москве или в России, а после этого оно заполняет весь город. У меня только чувство гордости, никто на меня не ссылается. Ни один ресторан в жизни не скажет, что это первым возникло у нас, но, тем не менее, мне очень нравится, что мы были одними из первых, кто это инициировал, после этого пошло дальше. Замечательно. В рамках форума, по-моему, вы единственный представитель ресторанов таких. Просто здесь есть фабричное питание для участников, условно говоря, есть ресторан, куда можно прийти, заказать что-нибудь. Александр Раппопорт: Немножко по-другому, мы единственный платный ресторан. Здесь достаточно много, в том числе, заказать столики, вот рыбный есть ресторан, есть другие рестораны, в которых кормят бесплатно. Мы - единственный ресторан, который кормит платно, у которого отдельная система кухни, то есть мы не кейтеринг. Мы самостоятельно построили здесь наш ресторан и привезли поваров из Москвы и Санкт-Петербурга, которые готовят здесь еду. Да, единственный. А было много желающих, вы прорывались? Почему вы вообще решили? Александр Раппопорт: Я объясню. Во-первых, по поводу «прорывались», я точно думаю, что несколько не то определение. Давайте сначала поймем, почему одни. Потому что общая система логистики такова, не важно, будем ли мы или кто-то другой, очень сложно при единой кухне, при единой системе подвоза, чтобы здесь было несколько хозяев на одной кухне, в прямом и переносном смысле слова. С точки зрения прорыва, это такая достаточно непростая экономическая модель, нам надо было построить рестораны, которые будут существовать три месяца. Хотел ли кто-то еще, я не знаю. Здесь, насколько я знаю, был некий тендер, мы присылали документы. Кто был кроме нас, мне неизвестно, я не очень как бы в этой кухне находился. Но, тем не менее, это достаточно непростой с точки зрения бизнеса бизнес, извините за тавтологию. Потому что нам нужно было создать три, абсолютно независимые системы, достаточно сложные, вы знаете, здесь достаточно большие потоки, и за три дня, грубо, как минимум их окупить. Поэтому я не знаю, насколько здесь... Как бы представления о том, что эти деньги падают с неба, мне кажется, в достаточной степени далеки от истины. Александр, еще такой вопрос в завершение нашего разговора. Как далеко вы готовы экспансию свою... как далеко вы готовы разгонять? Александр Раппопорт: Давайте я вам отвечу. У каждого есть своя специфика. И я вам уже говорил сегодня, что есть вещи, которые я умею делать, а есть, к сожалению, которые не очень. И я стараюсь, надеюсь, что мне хватит иронии, интеллекта, всего вместе, чтобы понимать, что я могу делать, чего не могу. У нас работает так модель, что каждый ресторан требует моего глубокого, максимального погружения, как минимум на фазе его создания. И здесь, как у Кощея Бессмертного, количество жизней ограничено. Я не смогу развиваться бесконечно, это плюс и минус с точки зрения новых концепций и идей, потому что это требует, действительно, очень серьезного погружения. Мы когда открывали в прошлом году, случайно так произошло, три ресторана подряд, но это все равно как, я уже, по-моему, говорил это, мы говорили про две семьи, а это как рожать трех детей от трех разных женщин в одно и то же время. Ну, наверное, это в какой-то степени приятно, но это трагедия, которая разрывает на части абсолютно, и это очень сложно. Поэтому для себя я принял некое решение. Мы на сегодняшний день, с точки зрения новых концепций попытаемся открыть не больше, чем два, максимум три ресторана в год, а может быть и меньше. С точки зрения развития, да, мы собираемся развиваться. Стоять на месте, тем более в этом бизнесе невозможно, потому что все считают это проявлением слабости. Это, кстати, одна из специфик. Если вы возьмете любого ресторатора, вдруг увидите, что он год ничего не открывает, все, он сошел, уже идут слухи. Но при этом мы собираемся развиваться немножко, что называется вширь. Мы взяли сейчас три наши основные модели - это закусочная «Воронеж», «Китайская грамота» и «Ку-ка-ре-ку», и будем открывать определенные такие мини-контролируемые сети, то есть это не будет сто ресторанов, а пять-шесть. На их базе мы собираемся делать, мы уже открыли второй «Воронеж» в Камергерском переулке, на Большой Дмитровке на углу. Мы сейчас строим новое «Ку-ка-ре-ку». Мы открыли две «Китайские грамоты». Я так понимаю, российское мясо вас вполне устраивает. Александр Раппопорт: Меня очень устраивает мясо. Вы знаете, ведь родоначальники стейков - это американцы, несомненно. Стейк как некая высочайшая форма потребления, потому что он готовится не на плите, он готовится на пастбище. Если вы приходите в любой, уважающий себя стейк-хаус, то вам тут же расскажут, какое у них стадо, где берут эту корову, что она ест, как она выращивается и так далее. Когда мы получали импортное мясо, вы получаете в вакуумной упаковке, ну, хорошо, если страна-производитель совпадает, а дальше, что это за бык, как он выглядел, что он ел, какими лекарствами его кормили, чем он питался, вы не знаете в точности. Когда у вас есть возможность, не важно, мы пользуемся воронежским мясом, существует как минимум еще пять-шесть очень неплохих производителей. Проблема же России в чем? Что здесь не было специальных мясных пород для этого выращиваемых. А это идея достаточно революционная американская столетней давности, что бычка надо убрать с поля и вместо травы кормить его кукурузой, за счет этого появляется мраморность. Кому-то это нравится, в Аргентине это не прижилось, но именно мраморное мясо попадает отсюда. У нас есть пять-шесть подобных производителей. Нам нравится тот, кого мы выбрали, но я фактически каждого бычка, которого вы едите, знаю в лицо. Я знаю, как минимум смотрел ему в глаза, и я знаю, что он ел, как его забивали, я знаю, как делали этот стейк. У нас, например, есть стейк «Дельмонико», который один на корову. Представляете, если вы берете... ну, с точки зрения импорта это вообще невозможно, даже теоретически, никто это в жизни не будет делать, но даже на большом производстве здесь достаточно сложно, чтобы кто-то... Поэтому мы пытались связать себя с неким процессом, который большой с одной стороны, который может не только наши, но и другие потребности восполнить. С другой стороны, достаточно маленький, чтобы быть гибким, делать тот продукт, который нужен нам. Поэтому когда мы говорим об экспансии, еще раз возвращаясь к этому, я считаю, что у нас все очень ограничено. Нас много зовут в другие города. Я думаю, что с точки зрения, как минимум сегодня, пока мы не построили некую систему франшизы, нам это делать будет очень сложно. Мы, кстати, строим сейчас два ресторана в Сочи, и у нас есть ресторан здесь, но я думаю в ближайшее время на этом остановиться, хотя у нас существуют от близких друзей и партнеров предложения, от которых трудно оказываться. Ну, потому что это просто сложно, мы не можем себе позволить хотя бы чуть-чуть поставить под вопрос наше качество, а для этого необходимо нависать, присутствовать, терроризировать всех личным присутствием.

Скажите, если можно об этом говорить, вы - компания непубличная, не обязаны раскрывать структуру и так далее, у вас партнеры везде, я так понимаю, да?

Это, наверно, в тех случаях, о которых говорят следующее. Некоторые ваши коллеги с уважением, иногда, может быть, с оттенком зависти говорят: ну, конечно, к Раппопорту владельцы помещений идут в долю, поэтому у него другие условия аренды. Ему легче жить, чем нам, простым арендаторам.

Да, это интересно. Кстати, об аренде и точках. Вот у меня, как у потребителя, есть такое ощущение, что в Москве существуют проклятые места. Вот какой ресторан ни открой, он все время прогорает. И одним вы занимались, вот «Цукер». Знаете?

Да, это место, сколько там перебывало ресторанов. Вот в трех шагах живут нормально, а вот на этом углу что-то происходит. Есть какая-то мистика места?

Да, конечно. Пикассо приписывают фразу о том, что великие художники копируют, а гениальные воруют. В ресторанном бизнесе, вы что-то, где-то, у кого-то подсматриваете, воспроизводите? Джобс обожал эту фразу и не стеснялся того, что хорошую идею можно украсть.

Ну это уже явка с повинной...

И ее отредактировать.

Ну да, в ресторанном бизнесе нет интеллектуальной собственности практически.

В рамках форума, по-моему, вы единственный представитель ресторанов таких. Просто здесь есть фабричное питание для участников, условно говоря, есть ресторан, куда можно прийти, заказать что-нибудь.

А было много желающих, вы прорывались? Почему вы вообще решили?

Александр, еще такой вопрос в завершение нашего разговора. Как далеко вы готовы экспансию свою... как далеко вы готовы разгонять?

Я так понимаю, российское мясо вас вполне устраивает.

Адвокат и ресторатор Александр Раппопорт («Мясной клуб», «Brasserie Мост») — о том, какие ошибки допускают начинающие рестораторы, об «авторской кухне» и конкуренции в Москве.

О любимом блюде

Вы знаете старую легенду про «Буриданова осла»? Когда ослу предложили выбрать между двумя охапками сена, а он не смог выбрать и умер от голода? Выбрать одно единственное любимое блюдо очень тяжело! Но для меня основным критерием становится тот факт, что я поеду с одного конца города на другой за ним. Например, в ресторане Brasserie Мост есть «Салат из 10 зеленых овощей и яблока» - это маленький шедевр!

Авторская кухня - это забитый термин, ничего не означающий, по сути. Для меня фраза «авторская кухня», как ключом по стеклу. Любая кухня осмысленная и здравая - авторская, ведь любой повар - автор! Это как все стали использовать прекрасное слово «фьюжн», потрясающая концепция, но все пытаются залить этим соусом невкусное блюдо.

«Мясной клуб»

Об основных ошибках рестораторов

Главная ошибка, с которой сталкиваются начинающие рестораторы - отсутствие концепции. Это «скелет» любого заведения! Правильно выстроенная концепция - совокупность месторасположения, цены, повара, PR. Только тогда ваше дело может стать успешным.

Не стоит забывать о маркетинге, он важен всегда. Участие в премиях и рейтингах может принести заведению пользу, но только если главный приз в соревновании - не единственная заслуга.

Также не стоит забывать, что разные заведения общепита создаются для разных вещей. Нужно правильно ставить себе цель и идти к ней.

О культуре еды

Я убежден, что «культуру еды» в массы должны нести сами рестораны. В заведении должно быть: вкусно, красиво, комфортно.

Сегодня есть немало мест, куда люди едут целенаправленно! К сожалению, таких ресторанов и кафе немного.

О трендах

Любой ресторан должен придерживаться гастрономического направления. Все остальное вторично. Только так можно долго оставаться «в тренде».

«Brasserie Мост»

О вдохновении

Я критически оцениваю любое заведение. Мне всегда хочется что-то переделать! Подобные представления - своеобразная игра, иллюзия. Почти в любом ресторане я представляю, что я бы изменил.

О конкуренции

Сложилось такое впечатление, что конкуренция на ресторанном рынке в Москве отсутствует. В столице конкурирует модность, тусовка, движение.

Если же правильно понимать тренд и говорить исключительно о соперничестве между ресторанами - достойных мало.

О планах

Концентрироваться на том, что есть! Работать над собой!

Александр Раппопорт родился в 1959 году в Москве. Выпускник Московской юридической академии (1981 год), один из крупнейших российских специалистов в области корпоративного права, управляющий партнер адвокатской конторы «Раппопорт и партнеры». Хобби - изучение кулинарных традиций разных стран. Окончил 7 специализированных кулинарных школ, в том числе Le Cordon Bleu. Cоавтор концепций ресторанов «Мясной клуб» и «Brasserie Мост». Консультант ведущих российских ресторанных компаний. С 2011 года - ведущий проекта «Право есть!» на телеканале «Дождь». Постоянный участник различных кулинарных фестивалей.

Текст: Аля Хмурковская

Концепция и местоположение ресторана

Самое главное - это концепция. Место расположения ресторана во многом должно быть определено с точки зрение концепции. Например, «Dr. Живаго» находится на Красной площади, и только идиот не мечтает о такой проходимости. Тем не менее на этом месте каждые полтора года до нас открывались и закрывались рестораны («Dr. Живаго» работает с конца 2014 года. - Прим. ред. ). Хорошее место для ресторана - субъективное понятие. Нужно понимать, что с ним делать и как делать.

Рабочая форма официантов

Не думаю, что в Москве кто-то делает то же самое, что и мы. У нас жесткий отбор персонала. Во всех наших ресторанах официанты либо мальчики, либо девочки. Это работает на создание настроения. В «Dr. Живаго» девочки работают в чепчиках, фартуках. Если бы такую форму нацепили на мальчиков, было бы глупо. Так же в «Паб Ло Пикассо» - представить тореадора-девочку сложно.

Музыка и свет

Важно обращать внимание на музыку - она может быть, а может отсутствовать. Базовая вещь - освещение стола. Тут как на сцене: если сцена не высвечена, стол специально не подсвечен, то никакие усилия, потраченные на дизайнера, не помогут. Все, что я перечисляю, должно работать вместе и совпадать с концепцией.

Везение

Везение и успех - часть тяжелого труда, они могут быть рядом, если правильно все сделать. Но и без везения можно вытянуть ресторан, главное, иметь четкую концепцию и понимать, чего хочешь в итоге.

Как открыть ресторан при гостинице и сделать его популярным

У меня есть ответ, и он очень простой: нужно забыть, что ты открываешь ресторан в гостинице. Он просто должен работать для людей - для москвичей или иностранцев, - и гости не должны помнить, что они находятся в гостинице.

Роль повара-звезды в ресторанах Раппопорта

Я не согласен, что в моих ресторанах не важны шеф-повара. Сделать ресторан без талантливого повара невозможно. Мои шеф-повара не на слуху, это часть маркетинга. Теоретически представим, что Владимир Мухин ушел от Бориса Зарькова (White Rabbit Family). Не думаю, что в таком случае ресторан со связью шеф-повар - ресторатор мог бы существовать. Я за то, чтобы были два партнера, которые делают ресторан.

Но все-таки концепцию придумываю я, поэтому мне проще составить меню, будь то тайский, китайский или французский ресторан. Я достаточно глубоко погружаюсь в кухню, в том числе в создание кулинарной концепции. Если человеку что-то не нравится в меню, это вопрос ко мне, а не к шеф-повару. С шефом я обсуждаю свое видение и концепцию. Без диалога, разговоров, споров с шеф-поваром создать нормальный ресторан невозможно. Но я никогда не учу человека, как и что делать, и я не могу придумать все шедевры, которые делает шеф.

Что, если концепция неудачна

Если ресторан не идет, его нужно, как аппендикс, отрезать, закрыть. Понять это нужно быстро, и хирургия должна быть жесткой. Если концепция не получилась, не надо рассуждать - трагедия будет высасывать эмоционально. Мои первые рестораны проработали «долго» - четыре месяца. Я их закрыл, и наступило облегчение.

А если концепция хороша, но не работает

Хороша, но не работает - не бывает такого. Не работает, значит, плохая: неправильное место, аудитория, где-то ошиблись изначально. Идея может быть хороша, но не концепция. Надо уметь признавать ошибки и двигаться дальше.

Как понять, что ресторан неудачный

Здесь абсолютно четко. С того момента, когда запустилась работа отдела маркетинга, с каким-то исключением, которое скорее подтверждает правило, должны пройти приблизительно две с половиной - три недели. Если ресторан не выстрелил в первый месяц, то сделать что-то, чтобы ресторан запомнился в условиях Москвы, практически невозможно.

Чем помогает знание юридической практики

Если мы говорим о юридических знаниях, то они помогают понять, где и каким образом что-то изменить в концепции. Логическое выстраивание мысли помогает выровнять концепцию и определить, что является ее частью, а что нет, что лишнее, на что нужно обращать внимание, за что биться, а что отпустить и сильно не заморачиваться.

Я не блестяще играю в шахматы, поэтому не могу видеть на 44 шага вперед, но предугадывать на полшага мне достаточно.

Как появляются имена для ресторанов

По-разному. Название «Dr. Живаго» я придумал за пять лет до создания ресторана. Живаго - российский персонаж, который известен не только в России, он абсолютно международный герой в отличие от Пушкина или Толстого. Блок - это не питерский ответ «Пушкину» Деллоса. Мы хотели сделать место в духе российского декаданса начала XX века и назвать ресторан «Северянин». Он уже строился, но я посмотрел в интернете, и оказалось, что заведение с таким именем уже есть, мы хотели срочно найти что-то питерское и придумали «Блока».

Планы на год

В Москве если долго не открывать ресторанов, то думают, что ты сошел с дистанции. На Западе во многом у очень успешных рестораторов по одному ресторану, и они себя чудесно ощущают.

Мы думаем сделать еще один мясной ресторан, в продолжение Erwin. В отличие от Аркадия Новикова мы не идем в сети, нам важно делать уникальный проект - скучно повторяться.