Почему спасать русскую деревню будут не китайцы, а жители российских мегаполисов.
За последние десять лет численность сельского населения уменьшилась более чем на миллион человек. По данным Росстата, сейчас в России насчитывается свыше 20 тысяч пустующих населенных пунктов. Тема спасения русской деревни регулярно будоражит умы чиновников и депутатов. В Госдуме недавно предложили заселить опустевшие земли мигрантами из Китая, Кореи и Японии. Группа столичных ученых из Высшей школы экономики, МГУ, Института географии РАН по заказу Российского фонда фундаментальных исследований несколько лет изучает процессы трансформации сельской жизни. Исследователи считают, что часть вымерших поселков сможет возродиться за счет «колонизации» горожанами. О перспективах новой деревенской жизни «Лента.ру» поговорила с завкафедрой общей социологии Высшей школы экономики, президентом Сообщества профессиональных социологов Никитой Покровским.
«Лента.ру»: В отличие от депутатов, сделавших ставку на мигрантов, вы предлагаете мобилизовать горожан на спасение деревень. Как это будет происходить?
Покровский: Мы никого не предлагаем спасать и тем более мобилизовывать. Мы изучаем явление. Уже почти 15 лет в Мантуровском районе Костромской области существует научная база, где сконцентрированы ученые из ведущих вузов Москвы. На примере Костромской, Вологодской, Архангельской областей и юга Коми мы изучаем деревню и процессы, которые там происходят. А они во многом точно такие же, как и по всей России. Идет процесс естественного отбора, депопуляции сельской местности.
Но в то же время постепенно начинает проявлять себя и другое явление. В больших мегаполисах обозначился процесс возвратного движения в сельскую местность. Тенденция не равномерная, она постепенно созревает. За счет этого какие-то деревни найдут точки роста. И у них не будет ничего общего со старыми советскими деревнями с их огромными колхозами и распаханными до горизонта полями, о которых ностальгируют наши депутаты.
Вы имеете в виду дауншифтинг? Года три-четыре назад это явление действительно было на пике популярности. А сейчас я по своим знакомым замечаю, что энтузиазм убывает.
Во многом именно так. До последнего времени модель, которую мы предложили, себя подтверждала. По нашим опросам, о готовности уехать заявляли около 10-15 процентов москвичей. Но это было до 2014 года. Что сейчас произойдет, пока не знаю. Интерес к деурбанизации напрямую связан с устойчивым ростом дохода людей. Ведь речь идет о возвратной миграции в сельскую местность не от отчаяния и безысходности, а, напротив, в поисках лучших условий. Но если нас ожидает переход от стагнации к рецессии, падение рубля, то не убежден, что тенденция «ухода» сохранится. Людям надо будет думать о ближайших задачах на выживание, сохранении величины доходов. Есть аварийно-запасной вариант, когда народ побежит из города туда, где можно прокормиться.
«Уехать из города» - что имеется в виду? Сомнительно, что обеспеченные люди откажутся от городского комфорта ради жизни на природе.
Нет, конечно. Речь идет о маятниковой миграции. Люди сохраняют свою квартиру в мегаполисе и перемещаются между населенными пунктами. Понятия «переселение», «постоянное место жительства» в современном обществе начинают терять свой смысл. Нормой становится мобильность. Это не подразумевает отказа от достижений технического прогресса. И от комфорта отказываться совсем необязательно. Лаптем щи сейчас хлебать никого не заставишь. В современной деревне, которую затронули процессы возвратной миграции, человеку доступны все основные сервисы, в том числе инфокоммуникации, мобильная связь, интернет. Магазины в районных центрах мало чем отличаются от московских. Те же колбасы, консервы. И быт новых горожан я бы охарактеризовал как «евроремонт внутри старых домов». Все есть: и посудомоечные машины, и галогеновые лампы, и кинотеатры на сеновалах.
Кто попадает в эти 10-15 процентов?
Достаточно молодые люди 30-40 лет. Я бы назвал их креативный средний класс. Как показывают исследования, пенсионеры не стремятся уезжать в деревни. Зато поехали бы деятельные инициативные горожане: представители творческой интеллигенции, науки, работники телекоммуникационных сфер. То есть это интересно тем, кто уже сегодня имеет возможность не сидеть каждый день в офисе, а работать удаленно. Причина их возможного отъезда - неудовлетворенность качеством жизни в мегаполисе. Большие города во всем мире сейчас испытывают системный кризис. Мы каждый день наблюдаем на примере Москвы переплетение неразрешимых социальных противоречий: транспортный коллапс, когда перемещение из точку А в точку Б занимает непомерно огромное количество времени, плохая экология, потеря культурного микроклимата. Я вижу, как Москва постепенно превращается в транзитную зону для приезжих. Все тут как бы временно, и ничего постоянного. В мегаполисе почти не осталось людей, связанных с историей города. Горожане постепенно утрачивают способность поддерживать контакты друг с другом, ходить в гости. В той же Москве хорошо делать карьеру, но не жить и воспитывать детей. Поэтому ничего удивительного, что люди ищут зоны с более благоприятным качеством жизни. И они вполне способны положить начало освоению заброшенных сельских территорий.
Чем «колонизация» отличается от привычной всем покупки дачи?
Колонизация - это скорее следующий этап, который следует после покупки дачи. Изначально дача - чистая рекреация. «Новые» деревенские, начав с домика в деревне, постепенно втягиваются. И уже не просто отдыхают, а обустраивают пространство вокруг себя, работают там. Речь идет не о грядках в огороде. Мы говорим об удаленной работе. Вокруг новоселов возникает какая-то жизнь, появляется местный бизнес. Экономические стимулы, исходящие от дачников, способны занять часть местного населения. Приток дауншифтеров стимулирует развитие торговли и в соседних городах. Хотя имеет и негативные последствия - повышенные цены в сезон. Лет пять назад десятилитровое ведро клюквы в Костромской области 45 рублей стоило. А сейчас уже 1000. Но, с другой стороны, в Москве на Багратионовском рынке за него просят 2,5 тысячи.
Кто сейчас живет в деревне? Можете нарисовать портрет современного сельского жителя?
Большинство, конечно, пенсионеры. Но в селах, где за счет приезжих зарождается новая экономическая жизнь, аккумулируется критическая масса толковых местных. С ними работать - одно удовольствие. Необязательно молодые, там есть люди и средних лет. Это универсалы всех специальностей: плотники, электрики, автомеханики, трактористы. Они на глазах впитывают новую для себя форму организации труда. Точное планирование времени и затрат, четкие сметы расходов, прекрасное знание современных технологий и материалов. C удовольствием сотрудничают с дауншифтерами. Качество работы настолько хорошее, что дачники выстраиваются на них в очередь.
То есть раньше их не было. А сейчас откуда-то материализовались?
Раньше они работали то в агроферме, то в энергосетях, то в лесхозе. Сейчас, видя спрос на услуги, вышли на самостоятельную дистанцию. У них компьютеры с выходом в интернет, автомобили. На все виды работ для дачников делается смета. Причем учитывается все: бензин, трудозатраты и т.д. Когда мы в Москве, они постоянно с нами на прямой связи. Закончат работу - тут же фотография-отчет по электронной почте. Расчеты - через банковскую карту. Никаких тебе больше «Евгеньич, сколько дашь?». Притом повторяю, речь идет именно о местных жителях, чисто сельских людях.
Многие до сих пор думают, что на деревне главная валюта - водка.
Когда я в 90-х годах только-только появился в деревне, все действительно происходило совершенно по-другому. Купил там за 14 тысяч огромный, как корабль, дом. Что с ним делать, не имел абсолютно никакого понятия. Стали обследовать. Выяснилось, что там все венцы прогнили. Нужно было срочно ремонтировать. Сколотилась бригада из местных жителей. Приходили в 7 утра. К обеду - пьяные в стельку. А в 3 часа дня их развозили на тракторной тележке по домам. По дороге они горланили песни. Кое-кто норовил выпасть из этой тележки. Да, это была шокирующая картина. Сейчас такого уже совсем нет.
Неужели перестали пить? Практически сенсация.
Уже некому. Каждый год к нам поступали сообщения: один зимой упал в лужу и замерз за рекой, другой отравился суррогатом. Кто остался, зарабатывает очень приличные деньги, и алкоголь уходит как-то сам собой. Стало немодно пить, можно сказать. Мы фиксируем эти процессы и в других поселках, где появились новые дачники.
Вы говорите, что колонизация заброшенных территорий уже идет. Не могли бы оценить ее размах? И все ли деревни пригодны для освоения?
Мы, прежде всего, говорим о Ближнем Севере, Нечерноземье. На юге России, в Сибири, на Дальнем Востоке свои судьбы, перспективы, которые нужно изучать. Процесс проникновения московских дачников в удаленные сельские районы начался еще в 1970-е годы. Обследования деревень в разных районах Нечерноземья показали, что дачные зоны Москвы и Санкт-Петербурга пересеклись на юге Псковской, Тверской и Новгородской областей, захватив Ивановскую и Костромскую области. Даже в таких удаленных местах, как Мантуровский район и Леонтьевско-Угорское поселение в Костромской области, доля московских дачников достигает 35 процентов собственников домов, а в сильно депопулировавших деревнях - 70-90 процентов. Горожане часто селятся по цеховому принципу. В одном поселке - люди искусства, в другом - программисты, в третьем - химики, биологи. Обычно как бывает? Нашел человек что-то стоящее и тянет за собой знакомых, друзей. Наши географы вычислили, что экспансии горожанами в первую очередь могут подвергнуться сельские поселения в радиусе 600 километров от мегаполиса. Притом этот процесс идет не хаотично, а по определенной логической схеме. Возникают своего рода очаги дачного заселения. Спросом пользуются места, отмеченные историческими достопримечательностями, с привлекательными, нетронутыми красивыми ландшафтами и, конечно, экологически безупречные.
Почему именно 600 километров?
В пределах одной ночи езды на поезде. Вечером, часов в восемь, прыгаешь в вагон, а утром ты уже на месте. Разумеется, это не для каждодневных маятниковых поездок. Тем не менее желающих на несколько дней уехать из города найдется немало. Сейчас в Москве многие как живут? Обитают на Рублевке и приравненных к ней зонах и ежедневно по четыре часа, а то и больше, тратят на дорогу, героически преодолевая пробки. Я считаю, что очаговое заселение территорий рядом с мегаполисами, если бы получило чиновничью поддержку, могло бы в какой-то мере решить проблемы столицы. В Москве уже сейчас огромный дефицит земель для нового строительства. Город стихийно выплескивается за свои границы. Москвичей, стоящих в социальных квартирных очередях, селят за пределами столицы: в Подольске, Климовске, Внуково и т.д. Часто дома строятся наспех. Посреди бывшего колхозного поля за месяц-другой вырастают целые кусты городских двадцатиэтажек. Об инфраструктуре речи нет, как нет речи и том, где будут работать эти новоселы. Абсолютно тупиковый путь. Своего рода мутация города как среды обитания человека.
Когда-то мэр Москвы Сергей Собянин говорил о разработке программы, которую вы называете «колонизацией», - создании на периферии комфортных поселков для столичных пенсионеров. Но москвичи заботу не оценили.
Да, я помню. Мэра сразу начали критиковать за то, что власть собирается устроить чуть ли не «концлагеря» для московских пенсионеров под Москвой. Чиновники, как мне кажется, просто не совсем так подали идею, не объяснили что к чему. Видимо, нужно было сначала детально проработать вопрос, обсудить его с экспертами, учеными, показать народу преимущества. А не просто шокировать общество, во всем готовое видеть скрытый подвох и злой умысел.
Нет опасности, что со временем экологические деревни вокруг мегаполисов превратятся в «озаборенные» коттеджные поселки, какие мы в изобилии наблюдаем в Подмосковье?
В перспективе перенаселенность и архитектурно-планировочный хаос могут стать проблемой. Когда я начинаю рассказывать о прекрасном светлом будущем «новых» деревень, мне обычно возражают, что это пока там никого еще нет. Однако, согласимся, радиус 600 километров - все же сверхбольшая территория. Даже если вся Москва выплеснется туда со своими 10 миллионами жителей, рассредоточение населения будет значительное. К тому же риски можно минимизировать. Демографы и экономисты способны рассчитать показатели заселения, которые бы не нарушили экологический баланс, и чтобы люди не мозолили друг другу глаза. Мы сейчас готовимся создать атлас Костромской области с обозначением локализаций, потенциально перспективных для новых поселенцев. Карта покажет, куда могут двинуться разные категории населения. Здесь, допустим, будет хорошо пенсионерам, там - семьям с детьми.
На какие критерии ориентируетесь?
Тут должен наступить час местных властей. В каждом периферийном муниципальном образовании, по идее, должен быть создан свой проект привлечения новых людей, сформирован экспертный совет, который определит правила и условия «приема». Например, Леонтьевский муниципальный округ Мантуровского района Костромской области, где находится база нашего проекта, получит обозначенный в федеральном законе статус «достопримечательное место». Там много всяких замечательных артефактов. Это и Старо-Вятский тракт, знаменитая «Владимирка». Здесь же усадьба «Отрада», принадлежавшая Наталье Апухтиной, которая признана прообразом Татьяны Лариной из «Евгения Онегина» Александра Пушкина. Там прекрасно сохранилась и восстановлена церковь, в которой венчались Апухтина и знаменитый декабрист, герой Войны 1812 года генерал Михаил Фонвизин. Раньше статус «достопримечательного места» получали отдельные памятники культуры и истории: церкви, усадьбы. А здесь целый исторический комплекс с включением ландшафтов. Мы долго этого добивались как раз в целях безопасности местности.
Все же опасаетесь наплыва горожан?
Скорее повсеместной застройки, которая активно ведется вокруг мест, где начинает бурлить жизнь. Официальный статус означает, что исторический и экологический комплекс Леонтьевского муниципалитета будет теперь зоной управляемой и регулируемой сохранности. Мы должны сохранить восприятие этого места таким, как сейчас. Существует понятие - единство культурного и природного ландшафта. И одно из направлений нашего исследования - оценка экологических и ландшафтных ценностей и определение стоимости утраты этих ценностей. Испортили живописную местность отдельно стоящим кирпичным коровником или коттеджем - капитализация снижается. А ведь при известном разумении этот самый коровник первоначально можно было бы сдвинуть и в другую точку.
То есть в своей «подопытной» деревне вы собираетесь создать некий свод правил для новых переселенцев, «дачников»?
Да. Люди должны знать, что если они покупают дом в деревне, то берут его с обременением и обязательствами. Я считаю это правильным. Если вы приезжаете в такую красоту (а у нас там фантастично: небо, леса, реки, озера, грибы, ягодно-грибные промыслы, свежая рыба; современный городской житель за это полжизни отдать готов), то не должны нарушать естественный и социальный баланс. Мы не хотим ограничиваться банальными «нельзя». Их и так достаточно в стране. Надо не запрещать, а подсказывать с мягким внушением. Например, что не нужно избы заковывать в сайдинг. Казалось бы, мелочь. Под Москвой у половины моих друзей дачи и дома в пластике. Удобно: из шланга полил - и стены стерильно чисты. Но если вы увидите поселок, в котором пара домов в сайдинге, с ондулиновыми ярко-красными или зелеными крышами - все, испорчено впечатление о всей деревне. Но вместо сайдинга можно использовать что-то другое. И вариантов немало. Будет предложен альбом архитектурных форм. Скажем, 15 видов оград, которые можно поставить у себя на участке, 10 видов гаражей, окон, садовых дорожек и т.д.
А если дом уже «испорчен»? Заставите переделывать?
Никто, конечно, уничтожать ничего не собирается. Наш метод - поиски компромисса и консенсуса. Это очень хорошо работает. Владельцы домов, «новые» дачники - достаточно образованные городские люди. И поступают некрасиво не из-за того, что эгоисты, а часто по незнанию. Сейчас наш научный проект взял в аренду 10 гектаров местной земли на высоком откосе береговой линии реки Унжи.
Зачем?
Не хотим, чтобы у кого-то возникала идея, что на самом видном месте уникального ландшафтного комплекса, который спускается к реке холмами, обрывами, начали строить коттеджи. Кто такие девелоперы, все знают по Москве. Они везде одинаковы: приходят, занимают, покупают, подкупают. И все бессильны с ними бороться. Сейчас на этом месте с коллегами решили сделать рекреационную пешеходно-оздоровительную зону для людей разных возрастов с индивидуальными маршрутами: к тайге, через болота к реке, к засеянным овсом полям. Часто, гуляя в Москве, по Филевскому парку, я бываю потрясен качеством недавней реставрации, а именно ландшафтной организацией пространства. Хочу тех же или таких же по уровню дизайнеров привлечь в наш проект. Чтобы помогли раскрыть красоту пространства Ближнего Севера.
Пытаетесь чисто городские фишки привнести в деревню?
А почему бы и нет? Есть такое понятие, как социологический эксперимент. Оно хорошо известно в науке. Это не когда вы сидите с лупой и смотрите на червячков, куда они лапками вращают. А тщательно придумываете какую-то идею и включаете ее, вбрасываете в социальную среду и смотрите, как общество реагирует на нее, как проявляют себя различные точки зрения, позиции людей и прочее. И делаете соответствующие выводы. Так и мы - в рамках исследования сельских поселений вносим экологический оздоровительный проект как раздражитель, как некий удар в среду умирающей деревни. Там многие думают, что надо пахать, делать фермы. А мы выступаем с альтернативным предложением, от реализации которого могут быть в выигрыше все.
На туристов рассчитываете?
В том числе. Но для развития того же аграрного туризма одной рекреационной зоны мало. В рамках нашего проекта в деревне Медведево Костромской области мы регулярно проводим международные конференции о перспективах развития сельской жизни. Конференции собирают более 100 участников. Мой коллега профессор Жан Ридвани из Франции, ознакомившись с районом, с сомнением отнесся к идее экотуризма. По европейским меркам, инфраструктура сервисов тут пока еще слишком слаба. Для отдельных экстремалов-натуралистов, возможно, сойдет, но для создания экономически рентабельной индустрии туризма явно недостаточно.
А как местные власти, население воспринимает «дачников», как относится к вашему проекту по возрождению периферии?
По-разному. Распростертых объятий, особенно вначале, не было. Районные и областные власти нас сейчас поддерживают, чего не было прежде. Но народ, особенно пенсионеры, опасаются грядущих перемен. Молодежь, кто еще остался, понимает, что альтернативы нет. Творческая интеллигенция на проект смотрит достаточно пассивно. Летом этого года силами Высшей школы экономики на научной базе в Медведево в качестве эксперимента был открыт «Сельский университет на Унже». Я уже давно вынашиваю идею, что столичные высшие учебные заведения в будущем могли бы обустраивать на селе свои круглогодичные кампусы. Именно кампусы, а не эпизодические «летние школы». Это и для деревни благо. И студенты, находясь в природной среде, лучше воспринимают процесс обучения, постигают реалии за пределами МКАД. И мы эту гипотезу опробовали с большим успехом. Лекции на разные темы, отнюдь необязательно связанные с сельской тематикой, читали известные ученые из столичных университетов, институтов Академии наук. И произошло то, на что мы рассчитывали: возникло новое качество учебного процесса, интеллектуальное взаимодействие учителей и учеников. Приглашали к нам студентов и преподавателей из Костромы, где действуют три университета. Но попытки не увенчались большим успехом. Хотя на административном уровне все было сделано, чтобы реакция пошла. Столичных «штучек» мы из себя не строили. Наоборот, предлагали помощь, партнерское сотрудничество в разных направлениях: защита диссертаций, получение грантов на исследования, участие в международных проектах, практика за границей. Но в команду с московскими профессорами войти практически никто не захотел.
Почему? Увидели в вас конкурентов?
Не думаю. Мы обсуждали этот вопрос с коллегами. Наш проект - о возможности повышать качество жизни через уход из города, о переориентации на экологические ценности, о новом восприятии окружающего сельского мира. Но, будем объективны, это в какой-то мере не совпадает с настроениями многих представителей самого региона. Нам показалось, что и местным студентам, и преподавателям хочется погружаться не в деревенскую быль, а ощутить себя частью мегаполиса. Они даже оценивают друг друга: «А вот она в Москву устроилась!» И тут им предлагается вновь вернуться в деревню. Их это просто «не греет» и даже отталкивает на уровне подсознания.
А вы говорите, дезурбанизация…
Идут взаимоконтрастные процессы. Урбанизация до сих пор продолжает высасывать людей из села и малых городов в мегаполисы. Назад тянутся те, кто уже хлебнул большой жизни. У нас сейчас тревожное ожидание в связи с экономической обстановкой - не сойдет ли на нет тенденция возвращения. Тогда регионы Ближнего Севера окончательно впадут в глубокую спячку.
Предпосылок к тому, что антизападные санкции, введенные Россией, начинают повсеместно стимулировать развитие сельского хозяйства, вы не замечаете?
Местные идеологи лелеют, конечно, на это надежду. Теоретически звучит прекрасно. Но совсем недавно в Костроме проходил Всероссийский молодежный форсайт-форум о сельхознуждах. Собрались «крепкие» сельскохозяйственики: студенты, проверенные и отобранные выпускники, аспиранты вузов со всей России. Замечательная современная молодежь. Хорошо образованная, продвинутая. Размышляли о будущем, о том, как надо на земле работать. Им задали вопрос: «А кто из вас реально собирается вернуться в деревню, связать с ней свое будущее и обустраивать там сельское хозяйство?» Поднялось всего несколько рук.
Чай не лаптем щи хлебаем.Чай не лаптем щи хлебаем - уж больно уместной оказалась здесь эта поговорка, означающая, что мы и с первого раза неплохо соображаем что к чему. Правда, за первые лапти, которые я плела у дедули на мастер-классе, Василий Николаевич поставил мне единицу (видеоролик об этом я показывала раньше).
Оно уж лучше лаптем, все ж хоть сытые были б.
Вот и я исправляюсь. Это первые лапти сплетенные самостоятельно. Правда, деревянной колодки у меня не было, а потому форму вырезала из пенопласта.
Даже представить себе не могу, как люди ходили раньше в лаптях и в мороз, и в слякоть, и в дождь и в грязь. Нашла немного интересностей об этом в Интернете. .
Удивилась сама, думаю и вам будет познавательно. Оказывается:
Лапти имели очень малый срок службы.
Зимой они пронашивались за десять дней, после оттепели — за четыре, летом, в страдную пору, — и вовсе за три.
Собираясь в дальний путь, с собой брали не одну пару запасных лаптей.
«В дорогу идти — пятеро лаптей сплести» — гласила пословица.
"Добрый мужик в худую пору изнашивал в одну неделю не меньше двух пар лаптей", - читаем у известного до революции писателя и этнографа С.Максимова.
А у шведов существовал даже термин «лапотная миля» — расстояние, которое можно пройти в одной паре лаптей.
Лаптей нужно было немало - и про свой обиход, и на продажу, а поскольку плести лапти умели почти в каждом доме, в работу вовлекались семьями - дела хватало и старому, и малому. На большой городской базар сразу привозили подводами по сто тысяч пар лаптей.
Плетение лаптей считалось лёгкой работой, которой мужчины занимались буквально «между делом». Не зря про крепко напившегося человека и сейчас говорят, что он, мол, «лыка не вяжет», то есть не способен к элементарным действиям. Зато, «связывая лыко», мужчина обеспечивал обувью всю семью — специальных мастерских не было очень долгое время.
Для покоса одевали «редкие» лапти, вода в лаптях таких не задерживалась. Назывались они «Рачки». Для работы по хозяйству удобны были «Ступни» — лапти без верёвок, похожие на калоши. В жару на поле носили «Чуни» — верёвочные лапти.
Естественно, мои лапти не предназначены для носки. Настоящие лапти плели из более прочного материала древесного лыка (липовые, вязовые и другие), бересты, ивняка, конского волоса или конопляных волокон. Для прочности подошву подплетали лозой, лыком, верёвкой или подшивали кожей. Конечно же, плели и из осоки, камыша, и даже соломы, но подошву все равно усиливали. У меня же она напротив облегченная. Но ведь и цель у меня совсем другая, вариант то сувенирный.
И хотя эта обувь канула в лета, тем не менее лапти, по заключению сегодняшних исследователей, были «здоровой» и лёгкой обувью, в которой ноги действительно дышали.
А в качестве элемента интерьера на мой взгляд они смотрятся одинаково замечательно куда ты их ни повесь.
Очень надеюсь, что эти лапти понравятся человеку, которому с наилучшими пожеланиями я задумала подарить их на Новый год.
168История - наука, которая определяет самоощущение нации. Русская история до сих пор полна мифов, развеять которые невероятно тяжело: один из них касается «отсталости» нашей страны. Мысль о том, что «нам всегда приходилось догонять» более развитые государства и общества, повторяется сегодня не так явно, как это было еще двадцать лет назад. Но стереотипы изживаются долго. Археологи из Русского географического общества и Костромского госуниверситета обнаружили, что на месте деревушки Вёжи, недалеко от Костромы, некогда стояла крепость. Это исследование поможет лучше узнать о том, как жили наши предки, и развеять некоторые популярные заблуждения.
Церковь Спаса Преображения в Вёжах. Утрачена в 2002 г.
Всем, кто хорошо знаком с русской литературой, название деревни известно - именно там жил крестьянин Иван Саввич Мазайхин, ставший прообразом Деда Мазая. В предисловиях к изданиям Николая Некрасова этот факт обязательно отмечался. Кроме того, село Вёжи знаменито своей архитектурой. Вывезенная оттуда рубленая церквушка с двускатной крышей долгое время стояла на территории Ипатьевского монастыря. К сожалению, в 2002 году она сгорела.
«Чешуйки» и соль
Первые поселения людей в этой местности, обнаруженные археологами еще во второй половине прошлого века, относятся к неолиту, стоянки датируются пятым тысячелетием до н.э. и даже более ранними эпохами. В 50-х, перед тем, как здесь было построено водохранилище, в Вёжи направили специалистов по доисторическим временам.
«В 1952-м велись активные поиски, но работали только археологи по каменному веку. Да, они нашли массу стоянок кроманьонцев, собрали огромный фактический материал, но все, что касается Средних веков, их не интересовало. И в 1956-м все ушло под воду», - объяснил кандидат исторических наук доцент Костромского госуниверситета Сергей Кабатов.
Дело в том, что в археологии всегда огромную роль играла хронологическая специализация. Со стороны может показаться, что ученый должен разбираться сразу во всем, с легкостью атрибутируя любой найденный артефакт, но на деле исследователи, которые занимаются доисторическим периодом, предпочитают более поздние слои просто не трогать. Во-первых, и своей работы хватает, во-вторых, находки «чужого» исторического слоя легко истолковать неверно: ведь перед археологами зачастую - обрывки иссохшей ткани, кусок железа или деревянный брусок, назначение которого требуется установить.
В общем, Вёжи специалисты по доисторической эпохе оставили коллегам, но возвышенность, на которой стояла деревня, в начале 50-х превратилась в остров. Лишь в 90-х сюда впервые приехали археологи - рыбаки стали находить вымытые паводками из берегов отлично сохранившиеся предметы древнерусского обихода. Распад СССР поставил крест на исследованиях, заново раскопки стартовали только в нулевых, но тоже вскоре прекратились по финансовым причинам. Древнее поселение, по сути, начали исследовать только сейчас.
Уникальные находки стали обнаруживаться с первых же дней работы. Прежде всего выяснилось, что небольшая возвышенность, некогда стоявшая посреди болот на берегу притока реки Костромы, руками людей была превращена в довольно крупный холм - в ход шла щепа от строительства зданий, навоз, болотные кочки, ил. Все это находят археологи, причем создается впечатление, что засыпали только вчера - сохранность уникальная. В местном болотистом грунте минимум кислорода, соответственно, процесс разложения идет крайне медленно. Благодаря этому обстоятельству археологам становятся доступны артефакты, не сохранившиеся в других местах.
Древнейший горизонт, исследованный историками, датируется XI–ХII веками нашей эры - согласно теориям ученых, как раз тогда здесь появился город. Именно полноценный город, с крепостью. «В те времена, 800–900 лет назад, активно шла «колонизация» этих мест. Точнее, делили сферы влияния. С одной стороны наступали рати Владимиро-Суздальского княжества, а с другой - продвигались посланцы Господина Великого Новгорода. Поселение Вёжи стало пограничным городом, крепостью, контролирующей водный путь по Костроме в Волгу, - рассказал председатель Костромского областного отделения РГО, кандидат исторических наук Роман Рябинцев. - Кстати, слово «вёжа» как раз означает нечто вроде башни, крепости, границы. Естественно, тут и таможенный пост был».
Севернее стоял Галич. Торговый путь в Европу шел именно в том направлении: маршруты древних негоциантов хорошо изучены.
Древнерусские серебряные монеты, датируемые XIII столетием, которые назывались «чешуйки», - на раскопе не редкость. Между тем именно наличие здесь подобных находок меняет всю историческую картину.
«Для тех времен одна чешуйка - огромные деньги. За нее, к примеру, можно было купить отличную лошадь («хозяйственную», конечно, боевой скакун стоил в разы дороже) или пару коров, - пояснил археолог Сергей Тупицын. - Или крупную партию рыбы, которую в те времена здесь ловили и заготавливали. Обнаружение монет свидетельствует об активной экономической деятельности, о наличии торговли с удаленными регионами. То есть Вёжи не были полубезлюдным «краем Ойкумены», наоборот, на этой территории жило много народа, а сами древние русичи отнюдь не бедствовали».
В пользу бойкой торговли говорит и сланцевая бирка - ее купец Онуфрий прикреплял на мешки с солью. На каменной плашке стоит отметка, кому именно принадлежит товар, указан его вес, содержится предостережение для воров, при этом весь текст перечеркнут крест-накрест. Делалось это в одном случае - когда товар был доставлен. Соль уходила рыбакам, а каменную табличку просто выбрасывали, предварительно «аннулировав» запись. Артефакт, найденный в прошлом году, уже исследовал известный российский лингвист и текстолог, доктор филологических наук, член-корреспондент РАН Алексей Гиппиус. Он высоко оценил этот исторический памятник. К сожалению, таких находок пока не так много.
Нефритовые орудия и украшения, привозные стекло, медь, керамика - жизнь здесь бурлила. Развито было и местное производство: все железо делали из болотной руды, причем в огромных количествах, гончары тоже не сидели без дела, процветали и другие ремесла. Соответственно, достаток был. И излишек тоже.
Сапог не сносить
Находки, сохранившиеся в болотистом грунте, опровергают теорию о том, что жили на Руси бедно, скудно. «Обнаружены многочисленные перстеньки, в том числе даже детские. Но больше всего нас удивила отлично сшитая детская кожаная обувь, где детали аккуратнейшим образом собраны «встык», а не «внахлест», - отметил Роман Рябинцев. - Считается, что тогда все ходили в лаптях, кожаные сапоги могли себе позволить немногие, а тут их шили даже мальчишкам и девчонкам, которые быстро вырастали. То есть кожаная обувь не являлась малодоступным предметом роскоши, напротив, это был вполне обычный товар. А вот лаптей тут нет. Первые, причем в весьма ограниченных количествах, обнаруживаются в слоях, относящихся к XVII веку и позже. До этого тут подобную эрзац-обувку вообще не использовали».
Стоит сказать, что в последнее время именно о лаптях в среде ученых кипят жаркие дискуссии. Одна из теорий такова: в среднем комплект не слишком прочной, плетеной из лыка обуви служил несколько дней, то есть требовалось 70–100 пар в год на человека. Умножаем на население Руси... Получается полный абсурд: все леса должны были извести на лапти чуть ли не тысячелетие назад. Но ведь не вырубили! А вот долговечная кожаная обувь, изготовленная из шкур домашнего скота, вполне вписывается в экономическую и экологическую картину прошлого. Видимо, в каждой деревне тачали нехитрые изделия местные умельцы, в городах их мастерство, естественно, было значительно выше. «Лапотной» Русь не была.
Нищей - тоже. В Вёжах сохранилась древнерусская усадьба, расположенная, как сейчас говорят, на второй линии внутри городской черты. Жил здесь «рядовой представитель малого бизнеса» со всем своим большим семейством. Нижние венцы строений целы: помимо жилых помещений, тут были и многочисленные хозяйственные постройки, объединенные в целый комплекс. При каждой усадьбе имелись баня, погреба, ледники, конюшни, птичники etc.
«Еще один аргумент в пользу достатка и активной торговли - навесные замки. Дома тут запирали, а сами изделия отличались техническим совершенством, - рассказал Сергей Тупицын. - Как известно, до второй половины ХХ века в деревнях дома никто не закрывал, просто прислоняли к двери палку. Тут же было иначе. Выводов - три, причем все очень важные. Во-первых, в Вёжах бывало много приезжих, среди которых, понятное дело, всякие персонажи попадались. Во-вторых, это была не деревня, а именно город. В-третьих, если дома запирали на замок, значит, имелись небольшие, но дорогостоящие предметы, которые можно легко похитить».
Действительно, ювелирных изделий - как местных, так и привозных - археологи находят в изобилии. Хватает и серебра. И там же, в избах, обнаруживают куски бересты, как обработанной, так и «сырья». Это стало причиной появления версии о высокой грамотности местных.
«Пока что грамот мы не нашли, - уточнил Сергей Кабатов. - В ближайшее время отправим все найденные куски бересты на тщательное исследование, при помощи ультрафиолета и других методов будем искать следы надписей. В успехе мы уверены».
Среди обнаруженных артефактов - слоеные «самозатачивающиеся» ножи, созданные древнерусскими умельцами по той же технологии, что и знаменитые японские катаны. Кузнец многократно проковывал заготовку, раз за разом складывая ее пополам, добавляя между полосами мягкого железа стальные пластины. Из того же самого материала делали и косы: сено являлось важным предметом экспорта. А на заливных лугах, ныне скрытых под водной гладью, паслись стада коров - уже за границу, то есть в Европу, на ладьях плыли костромское масло, обработанные кожи, солонина...
Каменная табличка купца Онуфрия тоже вскоре отправится в лабораторию - к геологам. Как правило, подобные предметы изготавливали из местного материала, и анализ сланца позволит определить, откуда именно в Вёжи привозили соль. Логистика древней торговли тоже способна дать ответы на многие исторические вопросы.
Теория и практика
Среди тех, кто помогает ученым, немало молодежи - на раскопках в этом году трудятся 18 студентов и шесть волонтеров. Причем добровольцы прибывают со всей страны. «Мне интересно самому взглянуть, как жили наши предки, подержать в руках их вещи, понять, каким тогда был быт, - пояснил волонтер Максим Храмцов, приехавший на раскопки из Йошкар-Олы. - Сам пока учусь на механика, скоро уходить в армию, но потом собираюсь поступать в Костромской университет на исторический факультет. Стану археологом, тоже буду изучать Древнюю Русь. Хочется понимать, почему мы такие, откуда появились, как долго тут живем. Все самому увидеть и потрогать - это бесценно. И науке помочь тоже надо».
Стоит отметить, что молодые люди находкам удивляются. Вместо примитивных землянок, костяных орудий и пресловутых лаптей обнаруживаются просторные бревенчатые дома, запирающиеся на замки, украшения, железные изделия, письменные артефакты...
В полном соответствии с исторической логикой появление свежих археологических находок влечет за собой и возникновение новых теорий. Какие-то из них впоследствии отбрасываются как ложные, другие получают подтверждение и продолжают развиваться.
Пока определенно нельзя сказать «историки утверждают», хотя, конечно, хочется. Но наука требует исследований, проверки фактов и доказательств, верификации. Археологи не спешат выдавать в свет сенсационные идеи, но всерьез готовы ждать результатов экспертиз, чтобы выдвигать научно обоснованные версии. Подобный подход привлекает людей серьезных и основательных: на раскопе не найти никого, кто бы приехал сюда просто так.
«Исследования старины - это не единственная наша задача. Не менее важное дело - воспитание подрастающего поколения. Но только тот, кто самостоятельно прикоснулся к истории, кто своими ногами прошел по дорогам предков, кто кормил комаров на раскопе, таскал на себе мешки с грунтом, может считать себя настоящим знатоком родной земли», - уверен Роман Рябинцев.
«Комплексное исследование памятника русского Средневековья селища Вёжи как способ историко-патриотического воспитания молодежи» - так называется программа, реализуемая РГО параллельно с научными исследованиями. Отбоя от желающих помочь ученым нет, приходится устраивать своеобразный кастинг - отбирать наиболее образованных, сильных и привычных к полевой жизни. И молодежь старается, попасть на раскопки хотят многие, и год от года число потенциальных добровольцев растет.
РУССКАЯ АТЛАНТИДА
Не все древнерусские города, названия которых сохранились в памяти людской, найдены археологами. Самые известные из легендарных поселений давно приковывают внимание и специалистов, и искателей тайн.
К. Горбатов. «Потонувший город Китеж». 1933
Бесспорно, на первом месте среди «городов-призраков» стоит Китеж. Согласно первоисточнику, находился он на территории нынешней Нижегородской области на берегу озера Светлояр (около 130 километров на северо-восток от областного центра). И, если судить по легенде, как раз Китеж в те времена являлся местной столицей. «А начали город тот каменный строить в год 6673, месяца мая в первый день, на память святого пророка Иеремии и иже с ним. И строился город тот три года, и построили его в год 6676, месяца сентября в тридцатый день», - повествует «Китежский летописец». В переводе на современное летоисчисление это 1165 и 1168 годы, то есть стройка шла уже после того, как Юрий Долгорукий основал Москву.
Несмотря на наличие столь точного «адреса», профессиональных археологов на берегах озера никогда не было. Энтузиасты-поисковики еще в советское время установили, что под водой на глубине около двадцати метров расположена большая терраса, на которой действительно мог стоять древний город. Но на этом все и закончилось. Мощный, более десяти метров, слой ила не позволил что-либо рассмотреть на дне.
Грустина - так австрийский путешественник и дипломат Сигизмунд фон Герберштейн обозначил административный центр освоенной части Сибири, хотя, вполне возможно, просвещенный европеец и исковеркал настоящее название. Тем не менее город существовал, он присутствует на всех картах того времени, судя по ним, он находился на месте нынешнего Томска. Примерный район поисков локализовать тоже не так и сложно, австриец оставил довольно точные координаты. «От устья реки Иртыша до крепости Грустины два месяца пути; от нее до озера Китая рекою Обью, которая, как я сказал, вытекает из этого озера, более чем три месяца пути», - писал фон Герберштейн. Однако и в этом случае ученые проявляют удивительную пассивность, поиски Грустины никогда даже не предпринимались.
Мангазейский острог с посадом. Реконструкция по раскопкам М. И. Белова
В отличие от двух предыдущих примеров, факт существования Мангазеи официальной наукой не отрицается, это попросту невозможно. Из первого русского города за Полярным кругом шел настолько большой поток товаров, что документов на сей счет не счесть. И с месторасположением все ясно: согласно бумагам времен Ивана IV и более поздних эпох, Мангазея стояла в 180–200 километрах от побережья Северного Ледовитого океана на берегу реки Таз. Данные отечественных и иностранных источников хорошо сходятся, европейцы знали даже планировку города - об этом говорилось в публикациях XVII века. Но город числится в числе пропавших. Раскопки в тех местах велись, но никакой уверенности в том, что найдена именно Мангазея, нет. Археологи обнаружили остатки некоего острога, его в настоящий момент и отождествляют с той самой столицей Русского Севера. Однако далеко не все историки с этим согласны. Скорее всего, это всего лишь форпост, прикрывавший большой город с моря.
И наконец, Новгород, тот самый - Господин Великий. Само его название подразумевает, что где-то стоял старый город, из которого жители были вынуждены по какой-то причине уйти и основать другое поселение. Поиски «Старого города» идут уже много столетий, гипотез, в том числе самых немыслимых, не счесть. Наиболее стройной выглядит версия со Старой Ладогой - первой столицей древнерусского государства, именно там правили Рюрик и Олег. Дескать, столицу оттуда просто взяли и перенесли. Однако в этой теории также есть изъяны, древнюю крепость («Культура» подробно писала о Старой Ладоге в материале «Кубик Рюрика») никто никогда не забрасывал. И логика в переносе столицы тоже никак не объясняется. Захотели и перенесли - примерно так говорят историки. Иными словами, вопросов пока больше, чем ответов.
фото в анонсе: Всеволод Иванов. «Предстоящая беседа»
675 0
Прост. Пренебр. Жить в нищете, прозябать в невежестве, в отсталости и косности. - Вот, говорит, как ноне купцы живут, которые, когда были серыми мужиками, щи лаптем хлебали (Н. Лейкин. В старом гнезде). Фразеологический словарь русского литературного языка. - М.: Астрель, АСТ А. И. Фёдоров 2008
Значения в других словарях
Лакомый кусок (кусочек)
Разг. Экспрес. Что-либо привлекательное, заманчивое, соблазнительное. - Ведь если… этой девушке да придать тысчонок двести приданого, из неё мог бы выйти очень, очень лакомый кусочек (Гоголь. Мёртвые души). Фразеологический словарь русского литературного языка. - М.: Астрель, АСТ А. И. Фёдоров 2008 ...
Лапки кверху
Разг. Шутл. 1. В положении смирившегося с ситуацией, обстоятельствами человека. - Это вам с руки, а я не привык… Конечно, лапки кверху проще, да только не для меня. Я ещё повоюю (М. Горький. Враги). Татьяна думала: «Бывают же дни, я совсем успокаиваюсь, и рада своей жизни, и Ивану рада… Нет, нет! Потом-то так совестно! Будто не человек я, а дворняга захудалая: нашла тёплый угол, хозяина доброго и...
Лаять на свой собственный хвост
Прост. Шутл. Горячиться, распаляться по ничтожному поводу (обычно - об очень молодых людях). Они оба славные ребята - и Борис и Васька. Но ещё молоды и на свой собственный хвост лают (Куприн. Яма). - Да ведь ты-то, Фомич, уже не мальчишка, а всё на свой хвост лаешь. Угомонился бы с плотами со своими (Б. Можаев. Живой). Фразеологический словарь русского литературного языка. - М.: Астрель, АСТ А. ...
